Кровососущие насекомые

Курс по Основам программирования, на мой взгляд, на голову поднял уровень наших студентов в вопросе «как что-то запрогать». Это особенно хорошо ощущалось в научной работе со студентами: в лаборатории все время приходилось тратить время на то, чтобы объяснять, как нужно код писать, а вот на проекте, который я делал с ФИИТами, этого уже не требовалось — они просто писали сразу хорошо.

Но один курс по начальному программированию — этого было совершенно недостаточно. Вообще, Контур многие обвиняли в том, что он пытается превратить факультет в ПТУ, выпускающее джейсоноукладчиков. Так вот, это — наглая ложь. И я, и Курултай в целом всегда имели гораздо более широкие планы.

Мы хотели выпускать программистов высокого класса и широкого профиля: чтобы они могли и в deep learning, и в управление роботами, и в игры, и во что-то новое, пока что не открытое — во все, что угодно. Зачем? Моя мотивация была скорее романтически-религиозной и сводилась, во-первых, к тому, что программисты — соль земли и новая аристократия, и их подготовка — это хорошо для ноосферы и сингулярности, василиск Роко меня одобрит. Во-вторых, для меня была важна свобода, которые студенты получают в результате этого образования. Для медианного студента матмеха (из не особо богатой семьи, часто из маленького города) образование — это единственный путь к свободе: заниматься чем угодно, жить где угодно и так далее. Уже тогда было понятно, что Россию ничего хорошего не ждет — хотя лично я не мог вообразить себе масштабов, насколько эпические формы все это приобретет. Помочь избранным свалить из Оркланда в новый мир — это мне морально было приятно.

Что касается мотивации компании, то я ее себе понимал так. Никогда не знаешь, где будет точка роста. Да, в то время она была в разработке бухучетных и всяких других форм. Это не особенно увлекательно, с этим нельзя завоевать мир, и еще это складывание яиц в одну корзину. Но можно накопить специалистов, денег и практик, чтобы запустить стартап, который выстрелит. Контур в целом стартапы делал, но в основном в области b2g и джейсоноукладки, потому что здесь инженерные и управленческие практики были на высоте и сделать это было легко. Но были и мечты о чем-то большем: сделать высокотехнологичный стартап, который мог бы полететь гораздо выше, а еще, в отличие от b2g, он мог бы полететь на международный рынок. На самом деле у Контура по крайней мере один такой продукт вышел, и мы даже консультировались по поводу его внедрения в нашей немецкой компании — но потом что-то стало не до того, потом война началась, вероятно, его свернули. Еще потом вышел Контур.Толк, аналог Зума — весьма прикольный, мы созванивались через него со студентами и было удобно, ну и название просто чумовое, и Толк, и Talk — прям великолепная находка.

Так или иначе, амбиции и у меня, и у Контура были большие, и фраза «лучший айти-бакалавриат за пределами столиц» их описывает. Но вот как это реализовывать?

Здесь было несколько проблем. Во-первых, некоторых предметов, которые по всем понятиям должны быть в «лучшим айти-бакалавриате», на матмехе не существовало — в основном, связанных с прикладной разработкой. Это касалось гейм-дизайна (вроде как и в городе гейм-дизайн студия была, и студенты, особенно на первом курсе, очень замотивированы, каждый второй хочет игру написать — но предметов таких почему-то не было), не было нормальной компьютерной графики, виртуальной и аугментированной реальности. Не было Data science, не было нормального Robotics, цифровой обработки сигналов — вообще, если разобраться, мало что было. Что-то мы могли сделать своими силами — и в итоге сделали: ОП, парпрог, тестирование, UX. На что-то еще мы могли поискать коллег из других компаний — это редко срабатывало, редко длилось больше одного года и в любом случае это были очень прикладные предметы.

Но наши возможности здесь были не бесконечны. БМВ эту проблему смог решить своими силами, находя и растя преподавателей. Это реально потрясающий успех, но лично мне всегда казалось рискованным: все это держалось на личной харизме БМВ, мне до нее было далеко и в любом случае я бы не стал строить такое большое дело на таком хлипком базисе. И еще это долго, а хотелось сейчас.

С другой стороны, под все это потенциальное великолепие требовалось освободить место. Учебный план не терпит пустоты, его не утвердят чиновники. Поэтому все, что можно, было занято, и чтобы что-то туда добавить, требовалось сначала оттуда что-то убрать. Но БМВ, а затем и мы, уже выбрали подчистую все часы, за которые никто не держался. Так что если мы хотели какой-то новый предмет, это означало, что кому-то придется подвинуться.

Схожая проблема была с обновлением старых предметов. Некоторые специальности можно было получить, переработав имеющиеся курсы без потери смысла: типа Data Analytics, который можно было сделать из SQL и прикладной статистики. Но их преподавателям совершенно не хотелось ничего менять, потому что все уважаемые люди и вполне довольны чтением одного и того же по желтым бумажкам со стабильным доходом. Соответственно, возникал вопрос о том, как подвинуть их недобровольно.

Первой стратегией, о которой пойдет речь в этом рассказе, был поиск ресурсов внутри факультета: как бы сделать так, чтобы в общем и целом те же самые преподаватели читали чуть-чуть (или сильно) другое. Эта стратегия была хороша тем, что решала одновременно обе проблемы: она позволяла массово создавать новые курсы, и при этом не вызывала больших конфликтов, потому что ставки оставались на кафедрах, просто перераспределялись между преподавателями. Этой же стратегии начал было придерживаться БМВ незадолго до увольнения, пытаясь создать какой-то программистско-математический конгломерат на базе групп математиков — но не успел.

Предыстория

Я сразу скажу, что в эту стратегию не верил — я вообще, как вы знаете, предпочитаю работать не с людьми, а с технологиями. К тому же, мне про большинство университетских коллег уже давно все было понятно: кто там был разумный, тех Контур уже давно нашел, а в концепцию скрытых сокровищ, которые якобы можно выискать в грязи, очистить, огранить и помочь засверкать, я вообще изначально не верю. Особенно в нашей ситуации. Чтобы не замечать, как Контур десять лет бил в барабаны и пытался привлечь преподавателей к чему-то айтишному, нужно было быть слепоглухонемым.

Но помимо общей мизантропии у меня была уже давняя история с этим вопросом.

Неудовлетворенность математической программой окончательно оформилась у меня после одного из Евроботов, когда у нас возникла идея о том, что расстояние между нашим и чужим роботом можно определить, если поставить на чужого робота колонку (там была специальная подставка под произвольное устройство с ограниченными размерами и весом), на свой — микрофон, и потом ловить нужную частоту. Так вот, оказалось, что несмотря на три семестра математического и один семестр функционального анализа, который вроде бы включал всевозможные Фурье-преобразования, именно для подобной задачи и нужные — никто из студентов не в состоянии это сделать и даже приблизительно не представляет, с чего начать. Раскуривать эту тему пришлось полностью с нуля. Тему мы, конечно, раскурили, идея оказалась не такой уж и хорошей (судя по всему, там сильно мешало эхо от стен и вообще от всего), но осадочек остался.

Схожая проблема была с движениями робота: чтобы двигаться плавно, без рывков, нужно было применить дифференциальные уравнения — но опять-таки, никто из студентов, даже математиков, не понимал, как именно, хотя уравнение было простое. То же самое было с вычислением траектории движения робота — там возникал неберущийся интеграл, некая «клотоида», и выяснилось, что наивные попытки вычислить его рядами вообще не сходятся, но при этом задача тривиально решается с помощью гамма-функций, о которых я впервые почему-то узнал из Гугла. Фильтр Кальмана, который мог бы помочь нам со сведением данных одометрии и акселерометра, тоже никто не мог имплементировать. До смешного доходило, мне на курсе по нейронным сетям приходилось подробно выводить все дифференцирование для вычисления градиента, более того, мне приходилось напоминать людям, что такое частная производная и градиент! Можно на самом деле бесконечно продолжать список всего того, что мы не могли сделать из-за того, что студентов на математике этого не научили. Естественно, речь не шла о том, что математические дисциплины должны полностью обслуживать запросы моей лаборатории — но постоянная ситуация, когда для выполнения простейших вещей почему-то не хватает математических знаний, как-то приводила к вопросу — хорошо, если все это не для обработки цифровых сигналов, не для механики — то для чего?

При этом нагрузка-то на этих дисциплинах была совершенно космическая, у матанализа было больше всего пар на первом курсе. Студенты постоянно жаловались на сложные экзамены и коллоквиумы именно по этим предметам. То есть время научить их чему-то путному было, и как в результате оказалось, что к четвертому курсу мало кто в состоянии вспомнить частную производную — для меня загадка. На самом деле, там просто учили чему-то другому. Например, считать руками интегралы, которые прекрасно вычисляются машиной, или писать руками метод Рунге-Кутта, который имплементирован миллион раз уже.

Складывалась очень странная ситуация: куча людей тратит массу времени и сил с неясными результатами.

По этому поводу я много чего в сети писал, и самый большой скандал разразился после поста, где говорилось, что я бы с удовольствием сделал свой вуз без разного, и в том числе матановой гомосятины, и единственное, что такое развитие событий останавливает — это армия. Там началось очень большое обсуждение, ведомое в основном ВВА, в результате чего я написал более выдержанный текст «О матанах», где описал в деталях все вышесказанное (в приложении).

Естественно, не произошло абсолютно ничего. Возмущенный табуированным словом горшочек побурчал-побурчал и успокоился. Все осталось как прежде.

Может быть, я бы добился большего, если бы писал сдержаннее? Может быть. До меня доходило даже очень пунктирное лозование на тему того, чтобы сделать меня замдекана по компьютерным наукам. После упомянутых постов эти идеи, разумеется, навсегда прекратились. Но лично мне было на это совершенно наплевать: уж чего-чего, а становиться административно-оформленной частью избы и дипломатически уговаривать старых пердунов эволюционировать — это попросту вне сферы моих интересов. Это предположение опять же сводится к концепции скрытых сокровищ: мол, если как-то по-особенному, дипломатично, сказать слова — так сразу окажется, что вокруг не булыжники, а сплошные бриллианты. Не верю. Неясно, что мешало булыжникам обратиться бриллиантами самостоятельно, вообще до моего поста и письма. Они что, не знали, что есть проблемы? Прекрасно знали, все эти вопросы на факультете так или иначе обсуждались еще во времена, когда я учился, а после этого были и БМВ, и Контур. Все это оставалось без внимания, пока не была затронута самая важная в России скрепа «гомосятины» — тут, конечно, возникло возмущение и деятельностный импульс, только деятельность сводилась не к тому, чтобы что-то улучшить, а к тому, что это надо все говорить тихо, аккуратно и желательно за закрытыми дверями, а не на стене ВК.

Кафедра алгебры

А что, кстати, с алгебраистами? Почему я не критиковал кафедру алгебры? Ведь эта кафедра тоже читает массу математических предметов, и часто — вполне фундаментальных. Уж не потому ли, что я на этой кафедре работал и поэтому предпочитал не рисковать?

Нет, дело было не в этом. Наши предметы были настолько базовыми для айти, что их применение в компьютерах было видно невооруженным глазом. Без ангема и алгебры ты ничего не нарисуешь и не сделаешь, даже квадратик чтобы покрутить — уже матрицу перехода нужно применять, и на парах показывали, как. На меня это сильное впечатление произвело, потому что меня этой формуле в детстве научил отец и просто как данности — когда же я понял, откуда все берется и почему именно такое, это был вполне себе вау-эффект. Системы линейных уравнений тоже постоянно возникают то тут, то там, как и матрицы. Собственно, что вообще без матриц сделать можно в тех же нейросетях?

Проблема на алгебре первого курса возникала ближе к собственными числами и ожорданиванием — это да, это проблема, с этим бы нужно было как-то поработать, и я об этом на кафедре всегда говорил, но тут тоже был железобетонный аргумент: они были нужны в дифурах — на самом деле нужны настолько, что вообще непонятно было, почему линейные дифференциальные уравнения читает не наша кафедра.

Что там дальше, дискретная математика. Конечные автоматы применяются в регулярках, булевы функции и графовые алгоритмы — везде, а уж машина Тьюринга — это основа айти. Математическая логика, все эти предваренные и Сколемовские нормальные формы, дают комбинаторно-логический подхода к ИИ, и я всегда эту связь в своем курсе указывал. Строковые алгоритмы давали выход на биоинформатику, которой, опять-таки, прямо на нашей кафедре и занимались. Теория чисел и криптография совершенно необходимы безопасникам. В общем, нашей кафедре никогда не нужно было говорить, что, мол, может булевы функции на работе и не потребуются, но их изучение развивает математическую культуру. Мы могли всегда просто хмыкнуть, «ну давайте, пишите свое айти без булевых функций» — и на этом дискуссию можно было бы считать оконченной.

В наших курсах было бы неплохо, наверное, говорить иногда побольше завлекательных слов, не ждать, пока это сделают коллеги, как происходило с регулярками или сколемизацией, и даже иногда набрасывать: мы вот сейчас сколемизировали эту формулу, а теперь представьте, что у вас есть гиганская база таких формул для, допустим, медицинской диагностики… А что вы сможете с ней сделать — узнаете в следующем семестре на таком-то предмете. И на тех же автоматах можно было продемонстрировать, насколько автоматный подход упрощает разборы строк (это все равно делалось на Скриптах БМВ, но можно было бы и на непосредственно дискретке). Можно было бы как-то улучшить практические занятия и не тратить месяцы на диагонализацию матриц на бумажке — кажется, что человек, который один раз запрограммирует алгоритм, который это делает, поймет происходящее лучше, чем от многократного вычисления на бумаге. Можно выкинуть то же самое ожорданивание, если дифурщикам так надо — пусть они и жорданят, а компьютерщикам бы больше пригодились, допустим, тензоры — вот там действительно практика нужна, чтобы понимать, какое там измерение на что умножается и как. И опять же чтобы к эйнштейновской нотации привыкнуть. Но это все-таки косметика. Тут бантик подвязать, тут подкрасить, но в общем и целом темы можно было оставить какими есть. С непрерывной математикой было не так, там нужна глубинная перестройка: слишком много нужно освободить места, чтобы подвести к реальным (а не из пальца высосанным) приложениям, для этого нужно много выкинуть, а для этого — еще и переосмыслить идеи курсов, потому что иначе они просто развалятся.

Что, на самом деле для меня было загадкой — так это то, как все это получилось. Ни один из заведующих кафедрой никогда айтишником не был, это все были хардкорные математики, причем не бюрократы, а настоящие ученые. Как вот МВВ понимал, что неплохо бы прочитать спецкурс по квантовым компьютерам? Или почему АМШ сделал спецкурс по сжатию без потерь? Или по математическим основам компиляторов? На это совершенно точно не было запроса индустрии. Но именно это был идеальный подход для преподавания математики айтишникам: давать сложные математические основания для вещей, нами повседневно наблюдаемых. Я не знаю, какие именно культурные особенности, какие тропы позволили нашей кафедре найти эту весьма близкую к идеальной модель — особенно учитывая, что кроме них, по большому счету, на факультете никто с этим не справился.

Грантовые программы

Основным «пряником» для формирования изменений на факультете были грантовые программы. В какой-то мере Контур этим занимался уже давно, поддерживая финансово преподавателей которые, с точки зрения контура, делали сенс, причем не обязательно в стеке технологий шарпа — и математики, и системщики эту поддержку получали, и я, кстати, тоже. Это позволяло помочь людям, которые были хороши как преподаватели, и дальше заниматься преподаванием. Но теперь успех ФИИТ — не только в связи с Основами программирования, но и из-за, например, рекламной компании, которая позволила привлечь на специальность хороших абитуриентов — показал компании, что инвестиции в образование действительно отбиваются, и можно их наращивать.

И была аргументация, чтобы ее расширить. Тут причиной были, вероятно, опять «Основы Программирования». Во-вторых, там был сразу виден успех: люди приходили на стажировку в контур даже после первого (!) курса и сразу показывали класс, как никогда раньше. Из работы отдела обрпрограмм исчезло ощущение долгостроя — мы, мол, вкладываемся в какое-то образование, которое даст результаты через пять лет, и еще неясно, какие результаты. Обратная связь сильно спрямилась — делаем курс, через год выходят крутые стажеры, через два года, после второго курса, мы их нанимаем в штат. На таких условиях инвестировать можно гораздо активнее.

Во-вторых, этот курс был хорошим poster child для деятельности грантовых программ в целом: нашли преподавателя (то есть меня), какое-то время он был на грантовой программе, а там дело развернулось и смотрите, как классно получилось. С точки зрения Контура это, вероятно, было также подтверждением гипотезы о скрытых сокровищах — мол, получилось со мной, и с другими получится, надо просто подход подобрать.

Вообще в грантовой программе было много интересного. Часть ее касалась школ. Я никогда не интересовался, что там происходило, но полагаю, что в целом все было отлично: там было несколько понятных направлений, типа олимпиадного программирования и ЛЕГО-робототехники, которые в целом знали, что делали.

Часть казалась вузов за пределами области. Тут наблюдались, по моему мнению, разброд и шатание, потому что денег хотели, разумеется все, но ни у кого в контуре не хватало ни времени, ни разумения, чтобы вникнуть в происходящее в Государственном Университете города Х и понять, кому там за что давать гранты. Тут с УрФУ бы разобраться, а нужно понимать, что вся эта путаница и политика — это не уникальная черта УрФУ, что везде ведь такие же точно интриги, кланы и все остальное, более того — в бедных университетах они изощреннее, потому что борьба за ресурсы активнее.

Здесь «Основы Программирования» тоже очень помогли, потому что появилась очень простая модель: внедрите у себя преподавание по нашему курсу — дадим грант. Методичек, летних лагерей, новых языков программирования, прочих сомнительных активностей — этого всего не надо, а вот курс внедрять — пожалуйста. В итоге нам удалось принести Основы программрования в несколько областных вузов. Я уже говорил, что в целом не особо впечатлен этим успехом, студенты там были какими-то снулыми, но пара-тройка интересных находилась всегда, так что хотя бы им шансы войти в профессию мы подняли.

Но главное направление все же было УрФУ. И здесь появилась опять же понятная после «Основ программирования» идея — а давайте будем обновлять курсы через видеозапись. Это давало, во-первых, отчуждаемый результат: даже если препод передумал работать и уволился, его материалы все еще можно было использовать и после него. Во-вторых, результат был измерим. Как раньше можно было понять, что курс хороший? На каждую пару приходить? Студентов опрашивать? Это субъективно. А вот когда курс записан на видео, его попросту каждый может посмотреть и решить — норм или не норм. Поэтому вектор на производство видеокурсов тоже появился.

И тут была просто череда провалов.

На мой взгляд, связана она была с тем, что под действие грантовой программы попытались привлечь тех, кого я называл «молодыми зюгановцами» — как раз те, у кого «заводы стоят, только банки работают». У них в голове очень много всего намешано: и какой-то высокий, неприкасаемый социальный статус советской науки; и иногда совершенное непонимание того, что такое наука на самом деле есть, с серьезным обсуждением телегонии на страницах ВК; и скорбь по достаточно высокое зарплата при совершенно непыльной работе — в СССР только в университетах да НИИ, наверное, такое и было; и тоска по клепанию танчиков, куда эта наука как раз пригождалась, а ее деятели получали хорошие пайки; и презрение к бизнесу в принципе, потому что буржуинство, капитализм и страну развалили, сволочи; и к айти-бизнесу вообще, потому что это низкие, прикладные вопросы — запрограммировать алгоритм, который придумал Настоящий Математик. На стене одного из этих товарищей был примерно такой текст: я, мол, готовлю студентов, которые приносят бизнесам миллионы, а значит, и я должен получать миллионы, причем никто не должен мне указывать, что я за эти миллионы должен делать, потому что я — ученый, а они — плесень капиталистическая. И он был, пожалуй, наиболее разумный из всех! Хотя бы без телегонии обошлось!

И итоге было снято несколько пилотных серий «новых, интересных курсов по X» — и результат был необыкновенно уныл, тут же стало понятно, что они такие же неинтересные, как и старые.

Мы пробовали общаться с молодыми зюгановцами и по поводу офлайновых курсов, тоже в том разрезе, что нужно бы разные курсы — речь в основном шла про теорию вероятностей, но обсуждались также матан, функан и дифуры — как-то подтянуть к приложениям. Это были совершенно пустые и бессмысленные беседы — зюгановцы уверяли нас, что там уже к приложениям ближе некуда, что еще больше приложений опрофанит курс, и чуть ли не обвиняли нас в том, что именно эта профанация и является нашей скрытой целью: дескать, мы понабрали на ФИИТ кнопкодавов-дуболомов, они страдают от фундаментальной математики, кто-то и вылететь может, и вот нашей целью является предотвращение этих страданий. В итоге, закончилось это все тем, что нам написали очередное письмо о том же самом: что срать преподаватель хотел на обратную связь и на мнение студентов, что он будет преподавать великую науку и ставить двойки всем, кто ее недостаточно усвоил, а кто против — тот разваливает образование и гранты от таких ученый принимать отказывается. После этого у меня лично лопнуло терпение и я сказал на Курултае, что всех этих «ученых» нужно слать в жопу и переставать на них тратить время и деньги.

А как надо

В то время я однозначно отвечать на этот вопрос не умел. Во-первых, у меня еще не было столько свободного времени для рефлексии и обдумывания, во-вторых, это совершенно не было моей работой — наставлять людей, как им читать матанализ. Мы все же пытались строить работу по взрослому, описывая что делать за грантовые деньги, а не как это делать. Я считал и считаю, что указания как делать — унизительны. Вместо этого, я предпочитаю работать с людьми, которые делают то, что нужно, а уж как они этого достигают — это можно обсудить за пивом, но уж точно не регламентировать.

Кроме того, в результате такой регламентации наверняка издевательство получится: все пункты оптичат, а на выходе все равно говно. Не забывайте, лучше всего советские преподаватели (к ментальным наследникам которых можно отнести и молодых зюгановцев) умеют заполнять бессмысленные формы, натягивая тень на плетень, а сову — на глобус.

Однако сейчас, когда я больше там не работаю и могу писать все, что хочу, соображениями я поделюсь. Я считаю, делать нужно было то же самое, что я сделал с теорией алгоритмов.

Во-первых Promise: роботы, нейросети, изображения. Никому не интересна цель «взять сто интегралов (в жопу, простите)» . Этим невозможно заинтересовать, на это всем похуй. Это может быть еще как-то было распространено в 70-е, там даже клуб в Новосибирском Академгородке так назвали — Интеграл — но те времена прошли. Интегралы — это больше не Неведомое, это скучная обыденность (осложненная тем, что их давно умеет считать Вольфрам Альфа). Упор должен быть на наукоемкие части айти и на то, что владение этими частями сделает студента не просто программистом, а программистом экстра-класса, который будет работать на переднем крае айти-науки и бизнеса.

Далее, Progress. Убрать длинные доказательства, убрать технические упражнения. Не нужно считать руками интегралы, «набивая руку» — набивать руку надо в том, что ты делаешь постоянно, и ни один нормальный человек сегодня не решает постоянно интегралы на бумажке.

Это не значит, что человек не должен понимать, как это делается. Можно разобрать пару интегралу вручную, потом сказать «ну чо, как вам, нравится?» и уже после этого перейти к алгоритму Риша для простых случаев — тогда заодно станет понятно, в чем прогресс этого алгоритма, и от какой колоссальной головной боли он избавляет. И станет опять же понятно, Вольфрам не колдовством занимается, что в принципе можно понять, что там под капотом. Я не знаю, может этот процесс уже пошел — но если нет, то его давно, давно пора начать.

И, наконец, Payoff. Это, я считаю, должен быть студенческий проект (либо серия практик, результатом которой становится такой проект). Для начального анализа это может быть простенькая нейросеть с нуля — там как раз надо много дифференцировать. Или решение градиентным методом кинематики робота. Для продвинутого анализа можно сделать всякие прикольные штуки над звуковыми файлами. Для дифуров все еще проще — динамика роботов. Это вообще какое-то безумие, нам полсеместра рассказывали про лапласианы, и потом я краснел перед механиками из УПИ, потому что не знал, что именно лапласианы, оказывается, нужны, чтобы робот мог приварить одну круглую трубу к другой буквой «Т». Для тервера тоже полно приложений: байесовские сети, EM-алгоритм, фильтр Кальмана. Так люди реально почувствуют, что все эти значки не для того, чтобы было трудно и неприятно, а что они помогают решать сложные задачи, и что без них сложные задачи не решить. И практики соответственно не на хуйню с решением непонятных задач тратить, а на консультации в этих проектах и продвижение. Чтобы не раздувать домашнюю нагрузку — можно это сделать на автомат, либо освободить от традиционных практик, либо скооперироваться с преподавателями-программистами: я бы совершенно не возражал, если бы студенты вместо задач с юлерна делали какой-то такой проект по матанализу, особенно во втором семестре, там пять недель было занято весьма свободным творчеством, типа соревнований CVARC и игры. Ну да, с ООП и генериками у таких студентов, может быть, и было бы похуже — ну и что, зато наукоемкое программирование пощупали, я бы вот точно против не был.

Что же касается желания «привить айтишникам математическую культуру» — то нужно попросту признать, что 99% наших выпускников никогда не будут работать математиками и им не нужна математическая культура такой высокой пробы. Для одного процента — делать спецкурсы и магистратуру. В целом следовать такой модели: человек пришел на факультет, чтобы делать игры или роботов, но за время обучения увлекся чем-то фундаментальным. Он понял, что это фундаментальное улучшит в его основной деятельности, понял, как его усилия приведут к улучшению конечного результата — и вот в этот момент, когда запрос возник (а возникает такое ближе к магистратуре), вот тогда его и удовлетворять.Причем исходя из того, что вообще-то человек за четыре года математики-то видел много и всякой, ее нужно просто углубить — для них ещё раз вспомнить самые интересные теоремы из вообще всех математических курсов которые были, и разобрать доказательства детально, обращая внимания именно на тонкости. Например, то же доказательство теоремы Понтрягина-Куратовского. 99% студентов оно на фиг не нужно: и практически не применима, и слабая, и тягомотная. Но если демонстрировать именно техники — она очень интересна именно демонстрацией того, как нечто разбивается на множество частных случаев.

Если говорить про глубокое погружение — то все равно за время обучения глубоко не погрузить, особенно если пытаться погружать во все сразу. Нужно практиковать разбор учебников и статей, чтобы люди привыкали учиться самостоятельно, а не ожидали, что все нужное им расскажет лектор, а если лектор не рассказал — то оно и не нужное. У нас иногда делают семинары с разбором книг — это хорошая практика, но такое должно быть и в основной программе тоже.

Реформирование бюджетной сферы

Вторая порция мыслей о том, «как надо», касается реформирования бюджетной сферы. Мое глубокое убеждение здесь в том, что реформировать ее с опорой на ее же силы — невозможно, хоть в лепешку ты расшибись

Бюджетникам не нужны деньги. Они работают за идею. Собственно, деньги или абстрактное «развитие бизнеса» — это тоже идея, просто почему-то считается, что это какая-то особенная идея, «правильная» идея, и те, кто работает за другие идеи, узнав о возможности поработать за деньги или на развитие бизнеса, немедленно побегут это делать. Так вот нет, не побегут. Им хорошо с их идеями, у них есть деньги, необходимые им для жизни, и ничего вы с этим не сделаете, пока какая-нибудь эпичная катастрофа, типа развала совка, не произойдет — а там и вам самому будет не до реформирования образования.

Грантовые программы работают не так, что вы ставите тему, объявляете конкурс, и потом люди сражаются за право выполнить эту тему, чтобы получить деньги. Изнутри это совершенно по-другому выглядит. Бюджетник занимается тем, чем хочет, и мониторит грантовые программы множества источников, пытаясь понять, где можно получить больше денег за то, чем он и так занимается. Можно деньгами «подсветить» одну из тем, можно длительными грантовыми программами проложить тропинку в этом направлении так, что бюджетник будет там пастись активнее — но это максимум. И то еще нужно учитывать, что как только программа выйдет из «лампового» состояния, когда вы еще можете во все вникать, в широкомасштабное мероприятие с заполнением отчетов и форм — как тут же она обрастет паразитами: как я уже многократно упоминал, заполнять формы сверхэффективно и не делать больше ничего бюджетники умеют.

Собственно, я сам — прекрасное подтверждение этому описанию. Вот именно так я всегда и работал, и до сих пор работаю. У меня была идея, на то время неосознанная, о сингулярности, к которой я с разных сторон подбирался: то роботов строил, то нейронные сети исследовал, то студентов всему этому учил, чтоб персонал предсингулярного исследовательского анклава было из кого набирать. Соответственно, я подбирал те грантовые программы, которые ощущались как способствующие этой неосознанной цели. Денег у меня всегда было достаточно, возможностей было много разных — так что я никогда ни в одной грантовой программе, и ни в одной работе, не чувствовал такой необходимости, чтобы вот прямо бросить все и ей заняться.

При этом я в принципе правее большинства людей и всегда был открыт к работе с бизнесом, который представлялся наиболее выгодным попутчиком, чтобы в этот анклав добраться. Гораздо лучше, чем старцы из ученого совета, с которыми только на кладбище, как минимум идейное, добраться можно, в бизнесе цикл обратной связи попросту быстрее, чем от фундаментальной науки, поэтому и планки ставятся выше, и достигаются они быстрее. Поэтому я всегда был готов получать деньги от бизнеса, но большой ошибкой было бы думать, что я пришел туда потому, что там были деньги.

Как-то раз мы обсуждали с ПВЕ и ПИБ в Контуре грантовую программу и мое участие в ней, и ПИБ сказал — ну вот что ты, мол, со своими роботами возишься, вы же не конкурентны на мировом рынке. Вот сейчас новые технологии распознавания изображений появились (дело было году в одиннадцатом, как раз ImageNet только вышел), почему бы вам в тех соревнованиях лучше не поучаствовать, а мы бы с Контуром поддержали. Я твердо ответил, что занимаюсь тем, чем занимаюсь, а Контур может это поддерживать или не поддерживать, и других опций, вроде указывания мне, чем заняться, в меню нет. Больше этот вопрос не поднимался, грантовая программа у меня осталась.

Я подозреваю, что то же самое касается не только университетских преподавателей, но и public servants за рубежом — очень похоже и по мироощущению тех, с кем я уже пообщался, и по результатам попыток это сообщество здесь реформировать.

По моему опыту, это совершенно пустая затея, переделать там ничего нельзя — собственно, после завершения историй со всеми молодыми зюгановцами мне даже на Курултае стали говорить, что мой пессимизм уже дошел до точки токсичности, тут-то я из образования, собственно, и ушел — не потому, что меня попросили, а потому, что это была правда и я понимал, что с таким настроем я много не наработаю.

Кажется, Контур это и сам понял, потому что вместо работы с имеющимися кадрами стал собирать хороших преподавателей со всей округи. Вот это, я считаю, подход правильный — выбрать из большого набора бюджетников наиболее работоспособных и наиболее склонных к сотрудничеству с бизнесом, свезти их в одно место и сделать там хорошо — а все остальное оставить загнивать. Друг-француз мне рассказывал, что примерно то же самое сделал в свое время Наполеон — устав от университетов, где в основном трепались о высоких материях и совершенно были не склонны к обсчету пушек и другим актуальным вопросам, Наполеон попросту создал Ecoles Polytechniques, посвященные этим самым вопросам, и вот в них-то и закрутилась настоящая наука (как легко догадаться, друг-француз закончил именно Ecole Polytechnique). В СССР, кстати, политехи тоже появились примерно таким образом, но поскольку этим занимался не Наполеон, то получилось так себе.

Но не нужно думать, что даже такое преобразование продержится долго: со временем эти заново созданные структуры тоже становятся бюрократически-бюджетными монстрами, такими же бесполезными, как и предыдущее поколение. Их надо систематически распускать и перетряхивать, причем уже не раз в несколько веков, как во времена Наполеона, а раз в 10 лет — потому что научно-технический ландшафт меняется слишком быстро, особенно в айти. Собственно, примерно с такой периодичностью у нас на факультете революции и происходили: деканская революция 90-х, как ответ на массовое появление компьютеров в бизнесе, революция БМВ в середине нулевых, когда так же массово в общество стал проникать интернет, и наша контуровская революция 10-х. Сейчас уже пора массово все перепахивать для ИИ, потому что формошлепству и джейсоноукладке учат на трехмесячных курсах и попросту не нужно в этой области столько высококвалифицированных специалистов.

Конечно, массово открывать и закрывать факультеты, кафедры и университеты так часто не получится, поэтому, скорее всего, эта самая структура с факультетами и кафедрами уйдет в прошлое, уступая место чему-то более адаптивному, состоящему из видеокурсов, онлайн-задач, контестов и стихийно возникающих кружков вокруг тех или иных тем и проектов.

Тут уместно вскользь рассказать еще об одной попытке реформирования бюджетного образования в России, которую я застал — Иннополисе. Это получился такой поздний, инерционный продукт медведевской эпохи: хотя его строительство началось только в 2012 году, там определенно угадываются те же черты, что и в «Сколково» — создание «первого, построенного с нуля» отдельного поселения, ультрамодернистская архитектура, собрание лучших со всего мира, и так далее. Поначалу там работали исключительно иностранные преподаватели, которые вели занятия исключительно на английском языке — оцените, насколько сильно изменилась Россия за 10 лет, сейчас что-то такое даже представить себе сложно: во-первых, кто туда поедет, во-вторых, самая идея организовать нечто подобное настолько антипатриотическая, настолько проникнутая «космополитизмом» и «низкопоклонничеством перед западом», что ее вряд ли кто-то решится хотя бы озвучить. Десять лет назад не то что озвучили — построили!

Я был там два раза, оба раза от Контура — то есть где-то в 15–16 годах. Во второй раз я просто начитал там интенсив по архитектуре ПО — его я много где проводил, и, кстати, впоследствие он превратился в «Основы проектирования» на степике. Ничего особенно интересного не было, студенты мне понравились: живые, адекватные, вопросы хорошо задают, все как на ФИИТе.

А вот в первый раз там как раз обсуждали учебные планы первых двух курсов, и для этого они устроили воркшоп с участием бизнеса — как представители оного мы с ПВЕ и поехали. Деталей обсуждения я уже не помню, результат там был довольно ожидаемый: с одной стороны, алгебра, анализ, основы программирования и другие предметы в любой разумной айти-образовательной программе должны быть, кроме того, там по закону обязана быть всякая гуманитарщина типа истории и философии, поэтому сильно не развернешься. Единственное, пожалуй, отличие — это краткость: там было около пяти огромных предметов в каждом семестре, без распыления усилий на всякие исторически-обусловленные микродисциплины типа «скриптов».

Мне очень понравился климат иннополиса: во-первых, вот это строительство учебных программ с нуля, без избяной апелляции к уважаемым людям, которым нужно дать ставки и которые «здесь были всегда», без ухода в абстрации фундаментальной науки и базовой грамотности, в общем, без диктата со состороны преподавателей. Наоборот, преподаватели с большим энтузиазмом слушали наши соображения на тему того, что студентам нужно, а что — не очень, и адекватно воспринимали предложения. Тут как раз было полное ощущение, что они понимали, в чем состоит их работа — вовсе не в том, чтобы быть почтенными старцами и источать Мудрость, а в том, чтобы по контракту обучать студентов знаниям, которые необходимы им для трудоустройства. То есть ментальность у них была скорее предпринимательская, а не бюджетная.

Я полагаю, что это все-таки было эффектом новизны: что в Иннополис в принципе потянулись не столько бюджетники, сколько авантюристы (в хорошем смысле), мечтающие создать что-то новое. Со временем, думаю, это бы все равно подернулось болотистой трясинкой изб, бумажек и нормы — но в итоге Иннополис стал жертвой разложения совершенно другого рода. Как сообщают свидетели с мест, автономия университета и поселения, изначально поддерживающая на министерском уровне, постепенно деградировала, и постепенно российское государство пришло в Иннополис в том же самом виде, в котором и другие города: уставы, регуляции, кампании и все остальное. С началом войны 22 года большинство иностранных преподавателей из Иннополиса, разумеется, уехали.

Приложение. О Матанах-2014

Матаны (как собирательное для собственно матанализа, функана, ТФКП, УМФ, всплеск-фрактальной аппроксимации, меры Лебега, гармана, частично тервера) — это предметы, которые в сегодняшнем виде обладают запредельным соотношением трудоемкость/полезность. У них очень много часов, у них огромное количество отчетных мероприятий, они отнимают очень много времени и сил у студентов, из-за них огромное число отчислений и сессионных проблем (даже в магистратуре!).

Первым делом разберем вопрос о том, полезны ли эти предметы. Да, полезны, и польза эта бывает прямая (они сообщают знания, непосредственно нужные на будущей работе студента) и косвенная (они готовят «мозг» студента, прививают ему «уровень культуры» и «способность мыслить»). От пропонентов матанов мы слышим в основном о косвенной пользе, что на самом деле странно. Матаны не обладают никакой монополией на «тренировку мышления». Точно также тренируют мозг дисциплины дискретные (теория алгоритмов и теория чисел, в частности, куда зубодробительнее любого ТФКП), прикладные (интеллектуальные системы, паттерны проектирования) и на самом деле любые, которые учат думать, включая чтение трудов Канта и Витгенштейна — человек, который поймет их, поймет вообще все, что угодно. Чтобы научиться думать — нужно думать, и вовсе не обязательно думать о пространстве R^n. Поэтому, говоря о косвенной пользе, необходимо параллельно обязательно задаваться вопросом, нельзя ли достичь того же эффекта меньшей кровью.

Теперь о прямой пользе. На самом деле она есть, но студентам об этом отчего-то никто не сообщает. Они знают (ну или должны знать), как разложить функцию в ряд Фурье, определения свертки и скалярного произведения. Но при этом абсолютное большинство из них не способно применить эти знания для, например, выделения нужной частоты из аудио- или радиосигнала — совершенно реальной задачи, которая возникла в нашей лаборатории, и решается она в настоящий момент болезненным самостоятельным прогрызанием через неосвещенные на лекциях разделы матана. Неужели не стоило бы рассказать хотя бы принципы обработки сигналов, с картинками, с перечислением областей применимости?

Или, например, всплеск-фракталы. Я знаю, что всплески и фракталы — отличный способ сжатия данных. Но почему на лекциях по этому предмету — сплошные интегралы и доказательства, причем в максимально сложном общем случае? Почему бы не уделить хотя бы половину, хотя бы треть времени ПРИМЕРАМ, которые бы показывали, как все это счастье применяется на практике?

Почему студенты знают о мере Каратеодори и Борелевских множествах, но не знают о методах обучения наивных Байесовских сетей? Оно, обучение, не сильно проще меры, правда, и там тоже много интегралов, и оно является чуть ли не самым распространенным методом машинного обучения. Оно реально полезно! Но узнать об этом можно только в ШАДе, куда студенты постепенно начинают поступать вместо магистратуры. Это, кстати, очень тревожный знак.

Студенты проходят дифуры, но при этом предложение решить «несложную систему из двадцати дифуров методом Лапласа» (реально необходимая для управления промышленным манипулятором задача) от них слышен лишь сдавленный стон — все помнят из курса УМФ, что слово «Лаплас» не обещает ничего хорошего, как и решение дифуров в целом. Студенты проходят разложение в ряд Лорана, но я не помню, чтобы лично мне мне кто-нибудь удосужился объяснить, в какой задаче он мне пригодится. Студенты разлагают функции в ряд Фурье, но где при этом дискретное преобразование Фурье, с которым они столкнутся на практике? Нигде. Вообще нигде.

Студенты берут один за другим интегралы из Демидовича (а, вернее, переписывают ответы из Антидемидовича, спасибо добрым людям) — но кто-нибудь действительно полагает, что они это будут делать на практике именно таким образом? Нет, не будут. У одной половины будет идиосинкразия от интегралов, и они сбегут в панике, если такая задача появится, другая — убоится ошибок и посчитает численно, ибо проще. Почему никто не говорит им, как воспользоваться системами компьютерной алгебры? Почему никто не объясняет, что тот же Вольфрам ОЧЕНЬ плохо считает кратные интегралы по области, и что лучше всего сделать подходящую замену переменных вручную, а уже результат скормить машине, чтобы получить безошибочный ответ. Там же полно тонкостей, почему бы не сосредоточится на них, оставив бестолковую рутину машине? Почему никто не говорит о том, что реальные интегралы часто вообще не берутся, и о том, как с этим жить? Жить-то можно. Но как?

Все это дико демотивирует, вызывает обоснованное нежелание что-либо изучать, и единственное стремление отвязаться от этого кошмара, любыми методами: списыванием, флагами, интернетом в телефоне, все равно как. Еще раз подчеркиваю: дело не в том, что предметы сложны, дело в тотальном отсутствии мотивации. С мотивацией можно выучить что угодно.

Еще одно печальное следствие всего этого — тотальное разрушение студенческой этики. У нас нет по сути никаких средств к ней апеллировать, потому что мы все понимаем: все, что требуют, выучить нельзя. Если попытаться этого добиться, на факультете студентов вообще не останется. Но если можно списывать на одном предмете — почему нельзя на другом? Результат: списывание — поголовное, и прием экзамена этично приводит к огромным страданиям аудитории, и не потому, что экз сложный, а потому, что это необычно и неожиданно.

Все сказанное применимо, конечно, и к другим предметам. Отдельные замечания можно высказать по всем, но я не буду этого делать, потому что:

1. там недостатки устранимы, стоит только захотеть. На самом деле, они постепенно решаются.
2. там недостатки несущественны по сравнению с матанами.
3. там недостаткам не придается идеологический характер.

С матанами все не так. Они абсолютно статичны, и, более того, они идеологизированно статичны. Насколько мне известно, любая попытка что-то изменить или улучшить воспринимается как попрание святого, как попытка уничтожения фундаментальной науки, как наступление на саму математику как таковую. Это абсолютно контрпродуктивно, потому что мир, хотим мы или нет, меняется:

1. Многие задачи, действительно сложные раньше, сегодня решаются приближенными вычислениями и компьютерной алгеброй с легкостью, и придавать им столько значения — не вполне логично.
2. Рынок труда требует решения других задач — матан ценен своими приложениями, которые уже мало напоминают то, что читается на лекциях, и которые являются составными частями софта. Просто считать интегралы на бумажке — я не знаю, где вообще такое на рынке труда можно найти. Заказы на написание матаноемкого софта мне попадались, и я был вынужден всегда от них отказаться, потому что я не мог передать их решительно никому из своих знакомых.
3. Меняется мышление студентов. Оно становится более прагматичным и менее романтичным, постигать науку ради науки хотят все меньше людей. Это плохо, но это общемировая тенденция. Мышление, формируемое избытком, а не недостатком информации, как раньше, становится «клиповым», многие молодые люди ФИЗИЧЕСКИ не способны воспринять доказательство длинной на две лекции. Не потому, что они ленивые или неспособные, а потому, что их мышление сформировано в совершенно другой среде, среде вконтактика, твиттеров и айфонов. Это тоже общемировая проблема, но до Европы и до России она добралась гораздо позже Америки, и там уже разрабатываются программы курсов, адаптированные к современности: более простые для восприятия, которые нацелены на понимание студентами материала, а не на то, чтобы студент почувствовал себя неразумной бестолочью, которой надлежит в стыде и благоговении склонится перед великой математической наукой. Или любой другой наукой. Лично на меня большое впечатление произвела философия, которую я не понимал вообще никак, ни на лекциях, ни по учебникам, до того, как прочитал учебник Скрибекка и Гилье. Меня до глубины души поразило то, насколько, оказывается, в философии все понятно и логично, и я ее всем сердцем полюбил. Стремление к запутыванию — довольно отличительное качество советской педагогики, которое очень заметно при сравнении с современными европейскими текстбуками.
4. Технологии меняют не только мышление, но и мир в целом. Такие явления, как Google, Википедия, Wolfram Alpha, Github и Coursera изменили все наше представление о знаниях, об их доступности. Можно ли сейчас представить себе, что когда-то люди хранили свои конспекты, обоснованно (!) полагая, что найдут в них нужную информацию во время работы? Можно ли было всего 10 лет назад предположить, что вы сможете прослушать курс по искусственному интеллекту от Питера Норвига, автора «Зеленой книги» и директора по исследованиям Google? Что абсолютно любой алгоритм можно будет найти уже реализованным? И так далее. Так почему же образование до сих пор живет по идеологии закончившейся индустриальной эры, ушедшего века, рухнувшего государства? Слушайте на лекциях, пишите в конспекты, повторяйте на экзаменах — да зачем?

«Все течет, все меняется» — еще со времен Гераклита — и матаны тоже должны эволюционировать. Вообще, тут возможно только три пути:

1. матаны эволюционируют и становятся фактором качества наших студентов, которые могут с помощью них решать сложные задачи, недоступные выпускникам других вузов и «обычным программистам»
2. матаны не эволюционируют, и продолжают превращаться в совершенно обособленную область в учебном плане, безумно трудную, непонятно для чего нужную, порождающую сессионные проблемы и от всего этого искренне ненавидимую студентами.
3. подход матанов (много непонятной строгой теории, мало актуальной и современной практики) побеждает, у людей нет возможности качественно изучать актуальный материал ни в рамках учебного плана, ни на спецкурсах, и в результате факультет превращается в мертвый музей, а современные компьютерные науки переезжают в какое-то место с более свободным и гибким климатом.

Третий подход у нас, хочется верить, невозможен, но вот второй идет полным ходом, и, я считаю, с этим нужно что-то делать. Потому что ситуация второго подхода — неустойчива, так не может длится вечно, и рано или поздно придется либо реформировать эту линейку предметов (и чем позже, тем это будет болезненнее), либо полностью избавляться от нее, потому что квалификацию выпускников она не повышает, а времени и ресурсов съедает очень много.

Осталось понять одно: может быть, с этим не стоит торопиться? Может быть, не нужно никаких революций, никакого «слома и надрыва», и можно делать это не торопясь, «в плановом порядке»? Нет, нельзя. Изменения нужны, и нужны прямо сейчас. Почему? Потому что даже западным университетам аналитики предрекают жизнь до 2020 годов в связи с Massive Open Online Courses. Безусловно, это преувеличение, но, простите, коллеги, вы понимаете, что единственное, чем мы можем конкурировать с Coursera — это (а) русский язык (б) отсрочка от призыва и (в) диплом гособразца? При этом, кстати, Coursera уже переводят на русский, а в диплом многие работодатели вообще не смотрят, так что скоро останется только отсрочка. Вы действительно хотите, чтобы единственным столпом, на котором стоял университет, было узаконенное рабство?

Фактически уже начался дележ нового рынка «образования будущего»? Коллеги, вы хотите, чтобы матмех был на этом рынке хотя бы в каком-то сегменте, или хотите и дальше производить образовательные аналоги масляных уличных фонарей и ламповых радиол, считая, что прогресс специально задержится, чтобы вы могли не менять «устоявшийся процесс»? Нет, прогресс не задержится. Он паводком смоет всех, кто не успел к нему подготовиться. Да, сегодня наше государство строит новосовковую плотину, чтобы сдержать прогресс и загнать общество обратно в что-то среднее между СССР и средневековьем — но, коллеги, неужели вы думаете, что это навсегда?

Ничего подобного.

The winter is coming.